cien años de soledad.
казалось, раздавит завтра; ан нет, сейчас.
когда ты уже почти и не ожидаешь.
и льдистая корка мёртвых холодных глаз
из зеркала шепчет: теперь-то ты не растаешь.
теперь-то ты не растаешь, не убежишь.
волна придавит к смятому дну постели,
из этой ловушки не вырвется даже мышь.
и ты потерпи, осталось лишь три недели.
осталось немного, а кажется - целый век.
осталось немногое, чтобы суметь согреться.
ты веришь в сказки, Железный мой Дровосек?
я с радостью отдаю тебе своё сердце.
я с радостью отдаю то, что жжёт в груди.
зачем ты так жаждешь этого, кто ответит?
давай же, прошу, забирай его и уходи,
счастливый и самый сильный на всей планете.
уходишь? задёрни шторы, пускай темно
и старая липа в окно заскребёт когтями,
тебе-то уже, наверное, всё равно.
а мне ещё пустоту собирать горстями.
когда ты уже почти и не ожидаешь.
и льдистая корка мёртвых холодных глаз
из зеркала шепчет: теперь-то ты не растаешь.
теперь-то ты не растаешь, не убежишь.
волна придавит к смятому дну постели,
из этой ловушки не вырвется даже мышь.
и ты потерпи, осталось лишь три недели.
осталось немного, а кажется - целый век.
осталось немногое, чтобы суметь согреться.
ты веришь в сказки, Железный мой Дровосек?
я с радостью отдаю тебе своё сердце.
я с радостью отдаю то, что жжёт в груди.
зачем ты так жаждешь этого, кто ответит?
давай же, прошу, забирай его и уходи,
счастливый и самый сильный на всей планете.
уходишь? задёрни шторы, пускай темно
и старая липа в окно заскребёт когтями,
тебе-то уже, наверное, всё равно.
а мне ещё пустоту собирать горстями.