cien años de soledad.
Начнём с того, что я как-то не привык плакаться на жизнь. Посетовать на какие-то мелкие неурядицы - да, но все глобальные переживания так и пережёвываются моим сознанием самостоятельно.
Отчего-то жизнь зависла на отметке 'rough time' и упорно не желает сдвинуться с мёртвой точки.
Раньше был спрут; теперь же грудину проломила какая-то дрянь, оставив после себя огромную дыру с разлохмаченной плотью по краям. Порой мне кажется, что к этому провалу подключили огромный насос, непрестанно качающий в меня боль-боль-боль. На сей раз боль не физическая - моральная. Написал бы 'душевная', а разве есть она у меня, душа эта? Кто знает.
Самое смешное (или печальное; как сказать) заключается в том, что я, наверное, даже могу расписать все свои страдания по пунктам, придумать пару десятков способов самовосстановления, но мазохист во мне чересчур доволен сложившейся ситуацией, а тому мне, кто скрывается за всеми эти шаблонами, слишком паршиво, чтобы что-либо предпринимать.
Я всё ещё привыкаю к Женьке; строим какие-то совместные планы на январь, на ближайшую пятницу, на завтра. Мысль о совместном проживании в дальнейшем меня уже не пугает.
Пожалуй, это тот единственный человек, которого я сейчас подпускаю к себе на расстояние вытянутой руки. Фигурально выражаясь, разумеется.
Аке? Ради всех святых, разве она когда-то что-то замечала?
Финальным аккордом стало до боли знакомое 'Ты можешь мне на день рождения ничего не дарить, потому что я не знаю, что подарить тебе, а деньгами откупаться как-то неправильно'.
Нет, ну действительно, если уж даже человек, с которым я знаком с пелёночно-ползуночного возраста - и тот не знает, что мне подарить, так что тут говорить об остальных.
И чему я удивлялся, спрашивается.
Оно всё как-то накопилось. Эти бесконечные чёрные реки кофе, эти три-четыре часа беспокойного сна, эти дрожащие руки и внезапная седина в волосах, эти холодные времена без шанса разобраться в себе, это опротивевшее одиночество и тяжёлый бег времени.
Отчего-то жизнь зависла на отметке 'rough time' и упорно не желает сдвинуться с мёртвой точки.
Раньше был спрут; теперь же грудину проломила какая-то дрянь, оставив после себя огромную дыру с разлохмаченной плотью по краям. Порой мне кажется, что к этому провалу подключили огромный насос, непрестанно качающий в меня боль-боль-боль. На сей раз боль не физическая - моральная. Написал бы 'душевная', а разве есть она у меня, душа эта? Кто знает.
Самое смешное (или печальное; как сказать) заключается в том, что я, наверное, даже могу расписать все свои страдания по пунктам, придумать пару десятков способов самовосстановления, но мазохист во мне чересчур доволен сложившейся ситуацией, а тому мне, кто скрывается за всеми эти шаблонами, слишком паршиво, чтобы что-либо предпринимать.
Я всё ещё привыкаю к Женьке; строим какие-то совместные планы на январь, на ближайшую пятницу, на завтра. Мысль о совместном проживании в дальнейшем меня уже не пугает.
Пожалуй, это тот единственный человек, которого я сейчас подпускаю к себе на расстояние вытянутой руки. Фигурально выражаясь, разумеется.
Аке? Ради всех святых, разве она когда-то что-то замечала?
Финальным аккордом стало до боли знакомое 'Ты можешь мне на день рождения ничего не дарить, потому что я не знаю, что подарить тебе, а деньгами откупаться как-то неправильно'.
Нет, ну действительно, если уж даже человек, с которым я знаком с пелёночно-ползуночного возраста - и тот не знает, что мне подарить, так что тут говорить об остальных.
И чему я удивлялся, спрашивается.
Оно всё как-то накопилось. Эти бесконечные чёрные реки кофе, эти три-четыре часа беспокойного сна, эти дрожащие руки и внезапная седина в волосах, эти холодные времена без шанса разобраться в себе, это опротивевшее одиночество и тяжёлый бег времени.
Пиши, не забывай.
Подожди ещё чуть-чуть.
что боль физическая нейтрализует
всю моральную боль во мне.
Хотя не думаю, что ты это примешь.
Но теперь этот вариант мне не подходит.
Мне как-то опротивело увечить себя.
читать дальше
оставил два в правом, одно в левом,
симметрию в нижней губе и язык.
Когда-то я хотел забиться татуировками
оттого что ненавидел себя,
сейчас делаю это для того,
чтобы украсить то,
что мне и так нравится.
Как подарок своему телу.